Немного легкой наркомании на вечерВ жизни самое главное -- подходить ко всему с априорными мнениями. В самом деле, оказывается, что массы ошибаются, а индивидуумы всегда правы. Нужно остерегаться выводить отсюда правила поведения: совсем не обязательно их формулировать, чтобы им следовать.
Колен отложил гребень и, вооружившись маникюрными ножницами, подрезал наискосок уголки своих матовых век, чтобы придать тем самым своему взгляду таинственность. Ему часто приходилось повторять эту операцию, поскольку веки у него отрастали очень быстро.
Вокруг крыльев носа выступило несколько угрей. Увидев крупным планом, сколь они уродливы, угри быстро нырнули обратно под кожу, и удовлетворенный Koлен погасил лампу.
Колен всунул ноги в сандалии на меху морской собаки и надел элегантный домашний костюм: брюки из зеленого глубокой воды вельвета и пиджак ядрено-орехового цвета.
В центре стола он поставил вазу -- наполненную формалином склянку, внутри которой два куриных эмбриона пародировали, казалось, "Видение розы" в хореографии Нижинского.
- Но эта Ализа, с которой ты говорил...
- Сейчас я тебе все объясню, - сказал Шик. - Я встретил ее на лекции Жан-Соля. Мы оба лежали на животе под эстрадой, так и познакомились.
Колен развязал шнурки туфель и заметил, что подошвы слиняли. Он вытащил было из кармана рулон изоленты, но оказалось, что ее осталось слишком мало. Пришлось положить туфли в лужицу, которая образовалась под цементной скамьей, и, чтобы кожа отросла вновь, полить их концентрированным удобрением.
Смотрела она посредством широко раскрытых голубых глаз, объем ее ограничивала светлая золотистая кожа. Она была обладательницей округлых рук и икр, тонкой талии и столь хорошо обрисованного бюста, что можно было подумать, будто это фотография.
Изида в свои восемнадцать успела вооружиться каштановыми волосами, белым свитером и
желтой юбкой с кисло-зеленым шейным платком, белыми с желтым ботинками и солнечными очками.
Люди прятали подбородки кто куда мог: в воротники пальто, в шарфы, в муфты, он даже увидел человека, который использовал для этого проволочную клетку для птиц; сопротивляясь, ее дверца на пружинках изо всех сил упиралась ему в лоб.
"Перед подачей на стол добавьте в подливку пакетик гидрата окиси лития и кварту парногй молока. Обложите матовым рисом, подавайте на стол и сматывайтесь."
Дверь квартиры хлопнула за ним, будто голая рука шлепнула по голому заду...
Сквозь проем двойной двери он видел молодых людей и девушек. Дюжина танцевала. Большинство же, стоя рядом друг с другом, разбилось на однополые пары и, заложив руки за спину, с отнюдь не убежденным видом обменивалось отнюдь не убедительными впечатлениями.
Из стоящего на столе букета он выхватил лист остролиста, а другой рукой поднял пирог. Бистро вращая его на кончике пальца, он опустил одно из остриев остролиста на спираль.
- Слушай!.. - сказал он.
Шик прислушался. Это была "Хлоя" в аранжировке Дюка Эллингтона.
Он рассек его надвое, и в пироге оказалась новая статья Партра для Шика и свидание с Хлоей для Колена.
В следующей витрине толстый мужчина в фартуке мясника резал маленьких детей. Витрина пропагандировала Общественную Благотворительность.
Вдоль перехода с обеих сторон тянулись шеренги просторных вольер, в которых Городские Аранжировщики устроили склад запасных голубей для Скверов и Памятников. Кроме того, там помещались Питомники воробьев и чирикали птенцы их питомцев.
Ализа с нежностью посмотрела на Колена. Он был столь благороден, что сквозь жилы его рук голубели незабудками благие намерения.
Вдруг раздался резкий диссонантный аккорд: это дирижер подошел слишком близко к краю и выпал наружу, управление ансамблем принял на себя его заместитель. В тот миг, когда дирижер разбился о плиты, оркестр издал еще один аккорд, стремясь заглушить шум падения, но церковь все равно содрогнулась на своем основании.
Они оказались в темном коридоре, пропахшем религией.
Грузовик Мазил ожидал снаружи. Они готовились соскоблить желтую и фиолетовую краски и запихнуть их обратно в маленькие омерзительные горшочки.
Колен нажал зеленые, голубые, желтые, красные кнопки, и стекла соответствующих цветов заменили собой обычные стекла автомобиля. Казалось, что находишься внутри радуги;
Процессию открывал Николас. Одет он был в спортивный костюм из теплой шерсти цвета горчичного соуса, под ним виднелся свитер с высоким воротом, на груди которого был изображен лосось а ля Шамбор, в точности такой, каким он предстает на странице 607 "Поваренной книги" Гуффе.
- А! - сказал Колен. - Сколько я вам должен?
- Оно очень дорогое, - сказал аптекарь. - Вам следовало бы избить меня и уйти, не заплатив...
Густой дым наполнял витрину, люди начинали глазеть; она извела три спички, прежде чем ей удалось развести
огонь - книги Партра не желали загораться. Книгопродавец распростерся за своей конторкой, его сердце, валявшееся рядом с ним, начинало пылать, из него уже вырывалось черное пламя и изогнутые струи кипящей крови.
Гробоноши уже ушли. Хлои больше не было, остался только старый черный ящик, помеченный порядковым номером, весь в шишках и вмятинах. Носильники схватили его и, пробив им, как тараном, окно, выбросили ящик на улицу.
Она закрыла маленькие черные глазки и вернула голову в исходное положение. Кот с предосторожностями упокоил свои острые клыки на нежной серой шейке. Черные усы мыши перепутались с его собственными. Он развернул свой густой хвост и распушил его по тротуару.
И шло, напевая, одиннадцать маленьких слепеньких девочек из приюта папы Юлия Заступника.